С первой минуты после встречи 25 августа 1859 года и до конца жизни имаму Шамилю оказывались, предоставлялись высшие почести – как при личных встречах с императором Александром II, так и во время пребывания его в Калуге.
Незыблемый статус имама Шамиля нигде, никогда, никто не ограничивал.
Подробно в гл. 26 «Гость, а не пленник. Статус имама Шамиля в Императорской России» тома 4 «Заключить мир на условиях Шамиля». Реконструкция событий на Гунибе».
Поздно вечером 25 августа 1859 г. имам Шамиль при полном вооружении, в сопровождении приставленного к нему переводчика Алибека Пензулаева, оказывавшего ему знаки самого почтительного внимания, прибыл в лагерь русских на горе Кегер – как личный гость главнокомандующего Кавказской армией князя А.И. Барятинского.
Имам Шамиль в соответствии с его статусом был размещен на ночлег по соседству с палаткой Барятинского в специально приготовленном шатре, устланном коврами, со множеством дорогих предметов обстановки.
Имаму Шамилю был подан чай в роскошном сервизе, плов, фрукты на золотых и серебряных блюдах. Барятинский подарил имаму Шамилю свою золотую посуду в знак глубочайшего уважения.
Этот факт объективно свидетельствует о заключении мира между Россией и Кавказом, между Барятинским и Шамилем в равнозначном статусе лиц, наделенных государственными полномочиями.
Не вызывает сомнения, что, если бы имам Шамиль был в статусе и положении «военнопленного», не могло быть и речи о нахождении палатки Шамиля рядом с наместником Его Императорского Величества на Кавказе. Соображения безопасности ничего подобного не допускали.
Подарки
Утром 26 августа 1859 года на Кегерские высоты прибыли оба сына Имама, все семейство. Они были размещены в отдельной богато убранной палатке. К ним был приставлен повар-мусульманин – Барятинский полагал, что русская пища не понравится горцам.
Утром 27 августа подполковник Алибек Пензулаев пришел с подарками от Барятинского:
Имаму – шубу из меха американского медведя, стоимостью 2000 рублей, которую князь Барятинский получил в подарок от самого императора;
женам Имама – Загидат и Шуанат – двое часов, украшенные бриллиантами, стоимостью по 1000 рублей каждые «по умеренной цене»;
два кольца для замужних дочерей Шамиля, Нафисат и Фатимат;
две булавки, прикалываемые к платью на груди, украшенные бриллиантами – супругам сыновей Имама, Каримат и Аминат.
Только заключением мира оправдано закономерное желание главнокомандующего оказывать почести, продемонстрировать всевозможные знаки почтения Шамилю и его семейству.
«Мы будем друзьями»
Встреча имама Шамиля и российского императора произошла 15 сентября 1859 года в городе Чугуеве, недалеко от Харькова.
Достигнутое соглашение об окончании войны на Северо-Восточном Кавказе и умиротворении Чечни и Дагестана было утверждено Александром II. Кавказская война закончилась.
Условия, выдвинутые имамом Шамилем, были приняты. Шамиль подтвердил свое согласие удалиться с Кавказа.
Имам Шамиль на встрече с императором находился в незыблемом статусе главы государства Имамат, согласно горской традиции, при своем оружии, в сопровождении вооруженных сыновей.
Они прибыли в карете Барятинского, «подобную которой не видели в России, не считая кареты царя»[1].
Александр II обнял имама Шамиля со словами: «Я очень рад, что ты наконец в России. Жалею, что это случилось не ранее. Ты раскаиваться не будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями».
В честь императора Александра II и главы государства Имамат имама Шамиля в Чугуеве состоялся военный парад – смотр конных войск, расположенных в Харькове и его окрестностях. Имам Шамиль в продолжении всего парада ехал рядом с императором, обсуждая с ним через переводчика лучшие войска государя.
Коммент: В честь «военнопленных», ссыльных, интернированных, находящихся в зависимом, униженном положении парадов не устраивают.
«Шамиль отвечал ему соответственно положению их обоих».
Абдурахман пишет в «Кратком изложении подробного описания дел Шамиля»:
«Император встретил Шамиля и сказал ему: «Не беспокойся, ты не пожалеешь, что прибыл ко мне».
И действительно, то, что было, превзошло ожидания.
Затем царь верхом выехал в степь для смотра своих конных войск, которые находились в Харькове и его окрестностях постоянно, что он делал, по своему обыкновению, каждый год.
Это были его лучшие войска.
И среди них различные подразделения: гусарский полк, уланы и пр. и пр. В тот день их было около 15 тысяч.
Они устроили там взаимное состязание, разделившись на два лагеря, и тренировались (букв.: забавлялись, играли), стреляя из пушек и ружей одни в других так, что издалека казалось, что там происходит большое кровопролитное сражение.
А царь проезжал на своем коне то справа, то слева, осматривая войска. Имам сопровождал его, сидя в дорогой коляске, а царь спрашивал его: «Как ты находишь это и это?» Шамиль отвечал ему соответственно положению их обоих»[2].
Однозначная фраза «соответственно положению их обоих» говорит сама за себя – она свидетельствует о равном статусе имама Шамиля и императора Александра II, наблюдающих за войсковыми учениями. Никакой цензор не покусился изъять ее из свидетельства Абдурахмана.
Торжественное сопровождение имама в Россию, высшие почести, которые оказывали ему, как главе государства Имамат, шейху, высшему духовному лицу мусульман-горцев Кавказа, воину и полководцу, подарки членам его семьи, прием и условия его проживания в России наглядно, объективно и однозначно демонстрировали статус имама Шамиля – почетный гость императора.
Уважение, ореол славы, которыми был окружен Шамиль в России, были красноречивее всех лжесвидетельств и домыслов «мародеров» от истории.
Торжественно-церемониально принимали имама по всей России! Его поездки сопровождались почетными приемами представителей высшего света.
Встреча с «военнопленным» Шамилем
В конце июля 1861-го Шамиль тяготился однообразным времяпрепровождением в Калуге и пожелал посетить императора Александра II и князя А. Барятинского, выразить им уважение и признательность, поприветствовать – по-кавказски сказать «Салам алейкум».
27 июля имам Шамиль вместе с сыном Гази-Магомедом, зятьями Абдурахманом и Абдурахимом приехал в Петербург и остановился в гостинице «Знаменская».
Затем состоялся визит имама Шамиля в статусе Почетного гостя императора, главы государства Имамат, духовного вождя горцев Кавказа к Александру II. До визита имам побывал в Адмиралтействе, обсерватории, посетил Монетный двор, Петергоф, Красное село. Поездки сопровождались почетными приемами представителей высшего света Петербурга.
«Мы приехали в восемь часов утра в Петербург.
Выйдя из путевого двора, мы тотчас же сели в карету и отправились в великолепную гостиницу, где уже были приготовлены для нас большие и прекрасные комнаты, отлично меблированные, устланные коврами и уставленные столами, на которых приготовлены были для нас чай и завтрак.
Отдохнув здесь самым приятным образом, мы отправились с полковником Богуславским и капитаном Руновским к дежурному генералу, который принял имама ласково и обошелся по-дружески.
…Он сказал нам, что в настоящее время Государь находится в Красном Селе, а фельдмаршал [Барятинский] в Петергофе; что о приезде имама сегодня же доложат Государю, и когда последует Его приказание, мы тотчас же отправимся в Красное Село. После этого мы возвратились в гостиницу.
На другой день [28 июля] приехал полковник Богуславский, и мы тотчас же отправились все по железной дороге в Красное Село, где остановились в одном из дворцовых зданий, в которых останавливаются также разные сановники и близкие к Государю люди.
Через полчаса отправились мы во дворец и стали ожидать выхода Государя возле небольшого садика. Тут мы застали много генералов и разных офицеров в самых блестящих мундирах…
В этот день назначен был войскам парадный смотр, и Государь должен был отправиться из дворца на военное поле»[3].
«…Как только император увидел имама с лестницы дворца, он направился прямо к нему, а люди, находившиеся там, смотрели на них и удивлялись тому, с каким огромным уважением отнесся царь к Шамилю»[4].
«Государь прямо подошел к имаму и, устремив на него свой благодушный взор, сказал, что он очень доволен, видя имама, и затем спросил о его здоровье, а также о здоровье его семейства и о том, покойно ли ему живется в Калуге.
На это приветствие имам отвечал, что он и все его домашние здоровы и совершенно всем довольны…
Потом Государь сказал по нескольку слов другим лицам, а затем сел в коляску и отправился со своим адъютантом на военное поле, пригласив туда же имама и простившись со всеми очень приветливо. По отъезде Государя мы вышли из дворца и тотчас отправились в экипажах на военное поле, где уже нашли войска совершенно готовыми встретить Государя»[5].
«Мы сошли с колясок и сели верхом на лошадей, специально приготовленных для верховой езды. Мы остановились, будучи верхом, в стороне, неподалеку от царя, а он объезжал на коне справа и слева между [рядами] солдат и говорил:
«Здорово, молодцы!»
Они отвечали ему в один голос:
«Здравия желаем Вашему императорскому величеству!»
…После того, как прошли всадники, вслед за ними вышла пехота. Среди пехотинцев находился его сын (императора).
Он шел так же, как и все, и делал то же, что делали они. Когда царь увидел его в рядах пехоты, он показал Шамилю на него и сказал:
«Видишь этого мальчика? Это мой сын».
Прошел перед ним также [другой] его сын в другом ряду, и царь указал на него имаму, как и в первый раз, с такими же словами.
Затем вышел отряд всадников, лучше, чем предшествовавшие, [снаряженные] оружием, лошадьми и выправкой. Нам сказали, что это лучшая часть из находившихся там войск.
В их авангарде находился старший сын царя – его престолонаследник в отличном обмундировании. Он проехал перед ним на коне, а за ним [другие] всадники»[6].
«Войска эти считаются самыми блестящими. Они постоянно находятся в Петербурге и только на три летних месяца оставляют его, чтобы подышать чистым воздухом полей.
И в самом деле, что за чудный вид представляют собою эти войска! Вот, например, всадники в белой одежде, с золотой, блестящей как солнце грудью, в таких же золотых шапках с серебряными орлами на самых верхушках. Всадники эти сидят на огромных черных, как ворон, лошадях.
Подле этих всадников расположен другой отряд, уже в ином костюме и на лошадях совсем другой масти; за ним третий, четвертый и т. д., всех до 15-ти отрядов, у каждого из них особенное платье и лошади особой масти.
…За кавалериею расположена была артиллерия, и пехотам и та и другая казались такими же блестящими, как кавалерия, и все это, взятое вместе, представляло зрелище удивительное, способное ослепить зрение и помрачить ум.
Никто из нас не только не видал ничего подобного, но никогда не мог себе представить этого; и, хотя об этом, а также обо всех других предметах нам и говорил покойный сын имама Джемалэддин, но мы ему не верили ни в одном слове.
…По окончании парада мы возвратились во дворец, где уже был приготовлен для нас обед. После обеда мы тотчас же отправились по железной дороге в Петербург, а оттуда поехали на другой день [29 июля] в Петергоф для свидания с князем Барятинским»[7].
«…Мы отправились к генерал-фельдмаршалу князю Барятинскому, который всегда уважал имама и любил его.
Он находился тогда в селении, выстроенном на морском берегу, протянувшемся до Петербурга. [Оно называется Петергоф, что означает на их языке – селение, принадлежащее прежнему царю Петру Великому].
Мы прибыли туда из Петербурга по морю на пароходе, принадлежащем брату императора великому князю Константину Николаевичу, а он был командующим всеми военно-морскими силами России. [А пароход – это удивительное двухэтажное сооружение, в котором есть все, чего пожелает душа и что радует глаз. Обстановка его из красного бархата ослепляет великолепием].
Нас расположили во дворце великого царя, окруженном тем, что не поддается описанию. После того, как мы пообедали, нас пригласили к генералу, находившемуся в других императорских дворцах. имам вошел к нему с полковником Богуславским.
«Я люблю тебя как родного брата»
Мы оставались в прилегающем к нему помещении до тех пор, пока не окончилась их беседа. Затем мы вошли к генералу, и последнее, что он сказал имаму при прощании, было:
«Поистине, я люблю тебя как родного брата»[8].
Возвращаясь из Петербурга в Калугу, имам Шамиль в соответствии с кавказскими традициями, культурой, горским этикетом и собственным миропониманием захотел поблагодарить императора Александра II и князя Барятинского за теплый, дружеский прием, засвидетельствовать им свое почтение, попрощаться по кавказским обычаям – сказать «Салам алейкум».
Мог ли позволить себе такие намерения и тем более действия «военнопленный», ограниченный в правах «бунтовщик»-преступник, «которому грозила смертная казнь» – как публично и провокационно декларируют потерявшие честь, совесть, лишенные дагестанского ях-намус отдельные малоумные дагестанские «историки»?
Тем более сложно представить, чтобы самодержец, занятый государственными делами, с радостью решил вторично встретиться с «поверженным», «бесправным», «пленником», «каторжанином», который заслужил «клеймо».
«Государь принял нас в своем Царскосельском дворце, где Императорская фамилия проводит каждое лето. Когда доложили Государю о нашем приезде, он велел пригласить сначала имама с Гази-Мухаммедом, а потом всех нас в свой собственный кабинет, в который никто не может входить, кроме членов Императорской фамилии и самых близких к Государю лиц.
При входе имама Государь подошел к нему, подал ему руку и потом долго и очень ласково с ним разговаривал.
Между прочим он сказал, что Государыня изъявила желание сделать подарки женам и дочерям имама. Имам был очень тронут и не находил слов, чтобы высказать свою благодарность»[9].
Золотая шашка
«При прощании Государь вторично подал имаму руку и тут же подарил ему богатую золотую шашку, принадлежавшую когда-то Мехти-Шамхалу. Но ни богатство оправы, ни ценность железа и ничто другое не было для имама так дорого и приятно, как милость Государя, которую он оказал, сделав подарок из собственных рук»[10].
«Когда имам вышел от царя, его лицо сияло от сильной радости и удовлетворения, вызванных тем почетом и царской щедростью, которые он увидел. [Это было] такое огромное уважение, которое превосходит все упомянутое прежде.
Среди подарков царя имаму была очень дорогая золотая сабля, подаренная рукой уважения и почитания.
…Пусть не придет тебе в голову, слушатель, что это – вещь обычная для каждого из великих [людей] и правителей, не говоря уже о чужеземце, – вовсе нет. Подобное бывает только один раз в сто лет, и то не со всяким»[11].
«Затем мы простились с Государем и отправились к сардару [Барятинскому]. Сардар принял имама так же дружески, как и прежде, и в заключение пожелал имаму всего хорошего и просил писать к нему за границу.
Поблагодарив сардара еще раз, имам простился с ним и отправился вместе с нами в Павловск, отстоящий от Царского Села в четырех верстах»[12].
Подарки императрицы
29 июля 1861 года посланцы царицы одарили дорогими подарками жен и дочерей Шамиля. По свидетельству Абдурахмана, «они показывали имаму все подарки, которые были с ними, приговаривая: «Это – для такой-то, это – для такой-то», называя имена каждой из них по отдельности.
«Среди подарков были трое четок из жемчуга, стоимостью каждые из них в триста рублей.
Две четырехугольные коробки, в каждой из которых – птица из золота, издающая удивительные трели. Мы не видели подобного прежде никогда в жизни.
…Две булавки из золота, украшенные драгоценными камнями, прикалываемые к платью на груди, которые предназначались для двух жен имама, и такие же – для всех его дочерей»[13].
Адресные памятные подарки государыни императрицы, жемчуг, изделия из золота, украшенные драгоценными камнями, – высшие знаки внимания, которые могла оказать царица родным высокого уважаемого и почитаемого гостя, достоверно, непогрешимо подтверждают высочайший статус и положение имама Шамиля.
Вышеприведенные обстоятельства встречи с императором и Барятинским прославляют статус, высокое положение имама Шамиля во время его пребывания в России, а Калуге.
Утверждать противное, тиражировать ложь, клевету, фальшивки военной пропаганды может либо провокатор, либо подлец, которого без сомнения настигнет кара Всевышнего.